Автор: Егорова Елизавета Михайловна, председатель приходского совета, ктитор храма Иоанна, пресвитера Оленевского.

На нашем сайте в разделе «Рассказы» публикуются живые свидетельства о чудесах и помощи праведного Иоанна Оленевского. Представляем Вашему вниманию очередной рассказ.

«Вера – дверь к Богу», – говорит Игнатий Брянчанинов,
а прежде Сам Господь сказал Иаиру:
«Не бойся, только веруй, и спасена будет!»
Мф. 9:18-26; Мк. 5:21-43; Лк. 8:41-56

В последний день октября, т.е. в субботу, 2015 года, после службы, по ступенькам крыльца молитвенного дома поднимаются два молодых человека.
В куртках, в шапках. Знакомые лица, но никак не пойму: из какой бригады рабочие? Пока строили храм, столько бригад сменилось, что я даже смутилась. А они еще подначивают:
– Что Е.М., не узнаете?
Проходят, и перед дверью, крестясь, шапки снимают. Ну, тут уж, конечно, сразу вспомнилось, как эти два «разрисованных красавца» приезжали летом. Долго мы беседовали с ними в келье-музее.
У одного из них что-то случилось с сыном (2 года), и он приехал просить помощи у Бога, у святого Иоанна Оленевского. Мы уговаривали парня (Сашей отца зовут): если приехал к батюшке за помощью, то всё будет хорошо, только молись и верь.
– А как молиться-то?
– Да как сумеете, говорите, как если бы с отцом говорили или с матерью. Искреннюю молитву Господь слышит. По вере вашей да будет вам!
– Да я, – говорит Саша, – такой грешный!
– Ничего, – уверенно сказала я, – смиренную молитву Господь слышит. Верь – и всё будет хорошо.
А сама вся содрогнулась внутренне: «Да как я посмела сказать такие слова! Да откуда такая дерзость, опять наступила на те же грабли. Господи, помилуй и прости мою уверенность».
Но горе отца заставило меня вернуться к действительности. Я снова стала утешать расстроенного парня, но мысль мелькнула: «Откуда у современного человека вера?». При этом рассказала историю Егорушки.
Послушайте, ребятки. В прошлом году, 18 мая 2014 года, после службы заехал к нам из Соловцовки целый автобус с паломниками, что бывает крайне редко (об этом отдельный разговор).
Так вот: провела я беседу, устала уже отвечать на вопросы (паломники оказались настоящими паломниками), и села за стол в келье. Люди долго не выходили: рассматривали, трогали, целовали батюшкины вещи.
И среди этих радостно-возбужденных людей стояла опухшая от слез молодая женщина. Меня это так удивило… И я так как-то дерзновенно говорю:
– Доченька, что ты так плачешь? Успокойся. Кто к батюшке Иоанну Оленевскому приходит, уже не плачет!
Она буквально пронзила меня своим взглядом и отошла к резной иконе старца.
Паломники, благодаря за рассказ о святом, о котором раньше некоторые ничего не знали, постепенно разошлись.
Я вышла на крылечко показать им дорожку к роднику, а когда вошла в горницу, то увидела рыдающую женщину на коленях перед иконой. Мне опять захотелось утешить ее и уверить, что теперь-то обязательно всё будет хорошо. В ответ снова поймала этот пронзительный, наполненный неутешным горем, взгляд.
Я буквально рухнула на лавочку: «Но почему? Ведь я же говорю ей хорошие слова! Уже по опыту знаю: кто приходит к батюшке с молитвой, покаянием и верой, обязательно получают просимое». Видно, сильно уязвила меня эта бедная девушка своим скорбным взглядом, и я всё-таки вызвала ее на откровенный разговор.
– Я из Пензы, с Западной Поляны, меня зовут Алёна, – сказала она. – У меня такое горе, что мне уже никто не поможет.
Мне опять захотелось уверить ее в обратном, но она своим горестным взглядом заставила меня замолчать.
– Вот Вы говорите, что всё будет хорошо, – надрывным голосом продолжала она, – я и этого тоже очень боюсь. Мое сердце разрывается. Врач сказал мне: «Молись, чтобы твой ребенок умер!».
– Как это? – вскрикнула я, и мы обе заплакали. Никто бы не удержался от слез, видя эту, горем убитую, надрывающуюся плачем, мамочку.
– Мы с мужем и сыном Егором живем в Москве, – продолжала она, прерываясь извергающимся из груди рыданием, – а учусь я в педагогическом университете в Пензе. Я ведь из Пензы, просто замуж вышла в Москву. В мае мы все приехали к моим родителям на весеннюю сессию (после рождения сына я перешла на заочное обучение). Родные накрыли на стол, встречая дорогих гостей, а Егорушка…
Она снова залилась слезами. Тут уж я и не знала, как ее утешать. Обессиленная от рыданий, она всё-таки продолжила:
– На окне была москитная сетка, а он…
– Бедная женщина! Для чего Господь так наказывает? – мелькала у меня крамольная мысль.
Из обрывков слов стало понятно, что ребенок выпал из окна 4-го этажа. И ни одна травма не совместима с жизнью. А травм было столько… И перелом основания черепа, и разрыв селезенки, и отек легких, и ушиб сердца, и еще много чего, а врачу она тогда сказала:
– Доктор, я поеду к святому Иоанну Оленевскому, он поможет, я помолюсь.
– Ты мать, молись, чтоб ребенок твой умер. Если он выживет, то будет глухой, слепой, немой, неподвижный…
О, Боже! Какое сердце выдержит это?! Вот почему она так смотрела на меня! Ведь я говорила, что всё будет хорошо, а если хорошо, то значит, он будет жив, а врач сказал, каким он будет, если выживет…
«Блажен человек, которого вразумляет Бог; и потому наказания Вседержителева не отвергай…» (Иов 5:17).
Но как услышать эти вразумления в таком горе?! Да и знала ли она эти слова, хоть и чувствовалось, что верующая.
Не помню, как мы тогда расстались, как она уехала, помню только, как я просила батюшку и Бога помочь бедной женщине. Тогда я тоже не знала, что просить: чтоб он остался жив, или чтоб он умер. А ведь ей-то я сказала, что если она с верой попросит у святого, то он вымолит у Бога, и мальчик будет и жив, и здоров. Но где взять такую веру после такого диагноза?
Спустя некоторое время они приехали. И отец, и мать, и сын. Мы даже дотронуться до него боялись, не веря своим глазам. А Егорушка, как «живчик», такой шустрый мальчик, всё потрогал, покрутил, принес нам с родника букет ромашек. Алёна говорит:
– Теперь у нас все в родне такие верующие стали!
Вот для чего Господь наказывает, т.е. вразумляет!
На осеннюю сессию они снова, теперь уже всей родней, приехали и выписку из больницы привезли.
Вот такую чудесную историю рассказала я ребятам, предложила посмотреть эту выписку, а сама всё говорю:
– Если верите, всё у вас будет хорошо.
Но тут уж они признались, что слышали об этом от людей, а у них тоже такой же случай. В Заречном (весь город об этом знает) из 5-го этажа мальчик выпал.
Мы попрощались, и я почему-то снова твердила, что, если веришь – всё будет хорошо. Они ушли, а я опять со слезами:
– Верую, Господи! Помоги моему неверию! Прости меня! Язык мой – враг мой. Мне так хотелось, чтоб мои слова оправдались. Прости мою дерзость! Но да будет воля Твоя, Господи!
И опять мысль червячком проползает:
– Да откуда у этих современных молодых людей в татуировках такая вера?! У них такая жизнь была греховная в прошлом (сами рассказывали). Они и Бога-то не знали. Да и как могут они поверить словам старой учительницы, не имея за спиной никакого багажа богопочитания? Откуда у этого «красавчика» возьмется такая вера?
Так я думала тогда, а теперь вот они стоят веселые такие. Я своим глазам не верю.
– Узнала теперь, узнала. Это вы, ребятки, приезжали летом в одних маечках, в татуировках.
– Да, мы, – теперь они засмущались.
– У вас ведь что-то тяжелое с ребенком случилось после падения, а вы такие веселые?
– Да, веселые. С ребенком все хорошо. Мы давно Вас ищем, чтоб радостью поделиться, поблагодарить.
– Что вы, что вы, меня-то за что? Это Господь по молитвам Иоанна Оленевского творит чудеса.
– Да, Господь и Иоанн Оленевский, но Вы так убеждали нас верить, буквально заставили.
«Вот это-то меня и удручает, – промелькнуло в мыслях. – Помню вот слова свт. Игнатия Ставропольского: «Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым, надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание»!!! – а сама… Торопыга. Куда ты лезешь? Внутренне помолиться надо, прежде чем давать советы. Да и тебе ли давать советы! Торопыга. Прости меня, Господи!».
– Ну, что хоть произошло-то? По вашему виду ясно, что случилось что-то невероятное, – вернулась я в действительность.
Все вошли в храм. Народу оставалось еще много: и отец А, и матушка И, и А.С., и Т.П., и В.А., и Л.К., и еще семья с двумя детьми и с тещей.
– Саша, ну расскажи, – не терпелось мне, да и всем хотелось услышать о судьбе мальчика.
– Не только расскажу, но и покажу.
Я была как во сне от радости. На видео в телефоне бегал прелестный мальчик лет двух-двух с половиной, а отец возбужденно рассказывал, как врач, отбиваясь от его рук, говорил, что ничего сделать нельзя. Легкие рассыпались, как творог, и остальные травмы не оставляют никакой надежды, ведь диагноз-то был пострашнее, чем у того Егорки. Все остолбенели, а Саша продолжал:
– Мы с женой почему-то были уверены, что всё будет хорошо. Но когда становилось совсем невыносимо, мы снова приезжали к Иоанну Оленевскому: то к дубу, то на источник, то на могилку, и получали некоторое облегчение. Очень хотелось тогда Вас увидеть, Е.М., подкрепиться, так сказать, Вашей уверенностью.
И опять мысль: «Господи, прости!»
– Да я же не сижу на месте – стройка ведь, – виновато оправдывалась я. – Да и какая у меня уверенность… Сама-то всё прошу: «Верую, Господи, помоги моему неверию».
В это время второй друг (Дима), крестный исцелившемуся мальчику, на коленях молился перед иконой Иоанна Оленевского, кланялся перед десницей Чудотворца, прикладывался к храмовой иконе Богоматери (у нас престол освящен в честь Введения Богородицы во храм). У него тоже заболел сынишка, и он теперь знает, где искать помощи.
А я, сама не своя от радости, счастливого отца спросила:
– Понял теперь, зачем Бог так наказал?
– Понял. Он и сына вернул здоровым, и нас, и всех родных и знакомых, да и весь наш город Заречный сделал верующими.
Здесь уместно привести слова свт. Феофана Затворника: «Когда находят скорби, держите в мысли, что вам Господь дорогу в Царствие Свое пролагает, берет за руку и ведет».
Только бы они удержали в себе дар Божий, только бы…устояли, не забыли милость Божию, не потеряли веру!